— А что намечается к юбилею Дагестанской писательской организации?
— Юбилей будет как настоящий праздник. Я участвовал в юбилее писательской организации России на торжестве в Колонном зале. Это было прекрасно, что вновь собрались вместе представители еще недавно единой, мощной, многонациональной литературы. И собрались не для того, чтобы спорить. Еще Горький говорил, создавая писательскую организацию Союза, что нам не командовать друг другом надо, а учиться друг у друга.
Но многие организации против сохранения Союза писателей, говорят, что писательская организация придумана Сталиным. Хотя не все придумано Сталиным, и не все, придуманное Сталиным, плохо. Если Союз объединяет людей: писателей, художников, — это я считаю хорошим, добрым делом. Чем быть противоречиям и вражде между писателями, лучше объединиться в едином Союзе. Так же, как и между генералами. Если генералы будут враждовать — армия проиграет. Если за писателями идут читатели и, если они будут идти вразнобой — это будет очень плохо.
— Что теперь, по-вашему, понятию «советская литература», «советский писатель»?
— Советская литература останется советской. Это уже история. А сейчас, предположим, казахский советский писатель не скажет, что он советский, а назовется просто казахским. Или аварский писатель — дагестанским. В Москве, когда Сурков председательствовал, он спросил, как меня представить: аварским или дагестанским писателем. Я сказал: и то, и другое можно, не ошибетесь.
Если отбросить слово «советский», то кем писатели были, тем они и останутся, чьими поэтами они родились, теми и останутся. В поэзии, литературе всегда должно сохраняться великое родниковое начало, истоки которого теряются в исконном народном творчестве.
Многие сейчас боятся слова «советы». Я не боюсь, это хорошее слово. И многие советские поэты — это замечательные поэты, получившие всенародное признание и любовь. Такое бы признание современным, новоявленным поэтам!
Советская литература пополнила прекрасными произведениями сокровищницу мировой литературы. Она давно признана в мире. И я всегда гордился тем, что я советский поэт. Это державное название. Когда раньше я ездил за рубеж, я чувствовал уважение к своей великой Родине. Я гордился тем, что я советский поэт. Поэт должен быть поэтом страны. А сейчас я не в силах представлять Россию. И хотя Маяковский говорил от имени всех советских людей, что земля начинается от Кремля, я думаю, что для каждого она начинается с тех мест, где они родились и выросли. А для поэта это особенно важно, это его истоки, которые всю жизнь питают его творчество.
— Как Вы относитесь ко всем прошлым титулам, полученным в Советском Союзе? Чем гордитесь, а о чем хотели бы забыть?
— Я ничего не хочу забыть. В истории ничего нельзя вычеркивать. Некоторые теперь вместо Сталинской премии говорят Государственная. Я не хочу. В то время я свято верил в Сталина, так же, как и все. А Ленинская премия была Ленинская. Может, книги мои были, на чей-то взгляд, не столь заслуженными. Но вычеркивать из истории я ничего не хочу. Пусть, если есть мои ошибки поэтические, стилистические, я готов вычеркнуть. Но политические события не хочу вычеркивать. Я же живой человек, я же не из учебника вышел. Это стрелочнику нельзя ошибаться — крушение поезда будет.
Вообще, дело не в титулах, не в званиях, а в том, что ты пишешь. Я написал поэму о матери — мне дали российскую премию. Это же не режим мне поручил. Так же и с книгой «Мой Дагестан», с другими книгами. Я всегда писал то, что хотел, во что верил, что любил. Другое дело — что-то не попадает в печать. Раньше была одна цензура, сейчас появляется другая.
— На протяжении трех десятилетий Вы были членом Президиума Верховного Совета страны. Была ли полезна, на Ваш взгляд, эта государственная деятельность? Не повредила ли она Вашей литературной работе?
— Хотя я и писал: «Сижу в президиуме, а счастья нет». Но, думаю, моя государственная деятельность приносила пользу. Я встречал, знал многих людей. Хотя лучше бы многих и не знал.
Маяковский говорил: «Хорошо тем, кто плохо осведомлен». Я был более осведомлен, чем другие. Столкнулся с судьбами, войнами, убийствами, отношениями друзей на службе и после службы. Я счастлив, что благодаря государственной службе помогал людям. У нас же не культ личности, а культ должности. Я спас нескольких людей от расстрела, от тюрьмы спасал, помогал укладывать дагестанцев в больницы, устраивал в вузы. Это же радость человеческая.
Но, независимо ни от какой деятельности, я поэт. Я должен писать.
— Как много Вы работаете?
— Поработать плодотворно два часа в сутки мне хватает. Работаю я в разное время. Раньше, когда был помоложе, сидел ночи напролет. Когда писал прозу — садился за стол рано утром. Сейчас чаще всего пишу по утрам. Но когда в доме кто-то есть, мне жалко тратить время на работу, приятнее побеседовать с людьми.
— А как у Вас складываются сейчас отношения с московскими переводчиками?
— Советская литература создала высокое переводческое искусство. Переводами занимались такие мастера, как Чуковский, Пастернак, Маршак и другие. Я постоянно работал с определенными переводчиками. Это Гребнев, Козловский, Николаевская, Снегова. Снегова умерла, Гребнев умер. Это большая личная потеря для меня. Козловский почти не работает сейчас, нет вдохновения, ему 75-й год, сын погиб. Личные трагедии мешают делу.
Но я сейчас и сам меньше думаю о переводчиках. Главное — успеть написать.
— Находят ли отражение события последних лет в Вашем творчестве?
— В своем творчестве я всегда обращался к событиям бурных дней Кавказа, стараясь отражать в истории и сегодняшний день. Это поэма о Сталине «Два сердца», поэма и стихи о Шамиле, о Хаджи-Мурате и др.
Это книга — «Колесо жизни», где я размышляю о проблемах всемирного масштаба. Хотя говорят, что поэт — это неудачный философ, я решил там немного пофилософствовать. Я был несколько раз в Непале и только что получил оттуда письмо, там перевели и издают мою книгу «Непальская хроника». Колесо мира крутится, мир движется… В Непале символ уродства — свинья, символ легкомыслия — курица, символ коварства — змея. Это их символы-понятия, к которым они пришли на протяжении тысячелетий. Но я поставил во главу угла подвиг, красоту, доброту. Так я хотел показать другому миру свой мир. Я ведь не лозунговый поэт.
Кроме всего, я часто выступаю в печати против очернения литературы. Выступал в Колонном зале, в Государственной Думе (я там сопредседатель Комиссии по образованию, культуре, науке). Говорил о проблемах Чечни. Добился того, что мэрия Москвы 100 чеченских детей-сирот взяла на содержание. Помогаю через Фонд Гамзатова. Недавно раздал 9 тонн продуктов для детей. Запланировали издать книги чеченских писателей. По моему предложению наметили провести Дни литературы народов Северного Кавказа вместе с чеченцами и ингушами. Будем продолжать традиции дружбы.
— У Вас всегда было много друзей, поклонников. Вы никогда не чувствовали себя одиноким?
— Ощущение одиночества бывало. Исчезают друзья, компании. У всех разобщенность, и у писателей тоже. «Литературная газета» пишет, что Союз писателей создал тоталитарный режим. Но и сама газета была создана при тоталитарном режиме. И «Огонек», и другие издания. Почему же они себя не закрывают. Отмечают свои юбилеи?
Все расходятся сейчас во взглядах, в привязанностях. Но я никогда не был одиноким, потому что со мной всегда остаются мои стихи, работа. Обиды, конечно, были. Хорошие друзья изменяли, продавали, предавали. Я ведь очень доверчивый по натуре, всему верю. Ну, когда такое случалось, реагировал всякий раз по-разному: возмущался, злился, печалился. Как любой человек. Потом, когда все проходило, смеялся над этим. Я сорок пять лет возглавляю писательскую организацию Дагестана. Столько всего было! Наверное, нет ни одного писателя, с которым я не ругался и не мирился. Я легко возбуждаюсь, но быстро отхожу.
А вообще-то мое естественное состояние — это любовь. Я — поэт. А поэзия — это любовь. Сейчас опять переиздают мою книгу «Любовь к женщине». Любовь к женщине, матери — прекрасна и вечна. И нет ничего возвышеннее любви. Пусть она расцветает в сердце каждого.
Беседовала Надежда ТУЗОВА
«Дагестанская правда»,
25 апреля 1995 года.