Интервью данное после разгрома отрядов международных террористов, вторгшихся в Дагестан в августе 1999 года.
Во все смутные времена люди прислушивались к словам поэта, как к голосу собственной души, ищущей света в сумраке времени. Слушали, потому что поэтам всегда верили больше, чем политикам. Считали их дар и преданность родине высшей пробой человеческой души. И сегодня мнение поэта принимается как откровение. Не успел Расул Гамзатов приехать из Москвы, где проходил курс лечения, как пришло письмо с Урала. Женщина писала: «Когда у вас начались военные действия, я подумала: где же народный поэт Дагестана Расул Гамзатов, этот миротворец? И вдруг на экране телевизора вижу вас, великого певца…».
— И что же вы сказали тогда с телеэкрана людям?
— Язык всегда вертится вокруг больного зуба, так и моя боль, как и многих, — Дагестан. О нем были мои мысли, высказался на телевидении и в московских газетах. Как известно, всякая война противоречит человеческому разуму, а война, навязанная народам Дагестана, ее мотивы противоречили не только воле Аллаха, но и вообще всякой логике. Очень странная война, такой не было во всей многовековой истории Дагестана.
На днях наш знаменитый историк, профессор Расул Магомедов прислал мне свои замечательные новые книги об истории Дагестана. Из них видно, что наша история не менее богата, чем у Рима и Греции. Были здесь чингисханы, надиршахи, русские цари, грузинский царь. Но никогда не было национальной розни, чтобы сосед на соседа шел! С соседями мы не сражались. Был единый народ Кавказа. Одна земля.
Теперь же те, с которыми мы встречались с песнями, цветами, молитвами, явились со смертоносным оружием и привели с собой террористов со всего света — украинцев, латышей, пакистанцев, афганцев, негров. Когда наши горянки из аулов Ансалта и Рахата увидели негров, подумали, что это пришельцы с другой планеты. Я говорил о том, что не мог согласиться с теми, кто пошел с оружием против собственного и соседних народов, и с теми, кто, защищая конституционный строй, не потрудился узнать о нашей горской конституции. Путин правильно заметил, что террористы в Дагестане оскорбили достоинство горца, когда пришли устанавливать свои порядки. Это и вызвало народное возмущение, показало всем, что мы — едины. И я рад, что Дагестан получил высокую оценку всего российского народа.
Попытка оторвать нас от России сорвалась. Потому что это была глупая попытка. Они хотели оторвать нас от Пушкина, Лермонтова, Чайковского, а вместо этого насаждать своих яндарбиевых, адалло, авторов «шедевров» ваххабитов. Нельзя нарушить единство Дагестана и России. Что бы ни происходило, у нас общая дорога с Россией. Хотя в самой России было разное отношение к Кавказу, к прошлой Кавказской войне. Но стоит ли выяснять теперь чью-то правоту-неправоту? Самое лучшее сейчас для всех — чтобы на Кавказе воцарился мир. Без мира невозможно будущее.
— Не раз звучало, что это война денег…
— Так и есть. Деньги — движущая сила всякой войны. Дестабилизация на Кавказе входит в планы грязных политиков, которые ищут повод, чтобы защищать жизненные интересы Кавказа. Это подлая война, я такой подлой, нечистой войны не знал никогда. Прав был Гаджи Махачев, когда говорил тем, кто хочет воевать, что дагестанцы готовы выйти один на один с кем угодно: турками, неграми, афганцами, иорданцами… Не зря ведь у нас есть пословица: «Горец родился в седле». А тут пришли «создатели великого Кавказского государства» с благословения иностранцев, которые исторически ненавидят как русских, так и мусульманские народы… Им удалось посеять вражду в Югославии. И у нас попытались. В последующем история еще скажет свое слово об этом. Я пока не готов…
— А хотелось бы вам отразить эти события в своем творчестве?
— Это все не может не волновать любого человека, тем более художника. Но волнение — это еще не художественное произведение. Происходящее надо осмыслить глубоко, хотя и мысли — еще не произведение. Нужны краска и мелодия, чтобы все гармонировало. А еще нужна молодая энергия, чтобы это передать. Если бы я мог взять в аренду молодость. А то в былые годы по ошибке клал деньги на сберкнижку, они потом обесценились. Жалею, что молодость не сдавал на хранение, теперь вернул бы с процентами.
Что касается осмысления последних событий, то я против скороспелых стихов. Отклики никогда не станут частью поэзии. Один поэт, выступая по телевидению, хвалился, что за четыре дня поэму написал. Для легкомысленных писателей это тема, а не проблема. Для художника же это проблема. Мы еще не поняли, не осознали происходящее. Литература ценна актуальностью и гениальностью. Гениальное всегда актуально, но актуальное не всегда гениально. Гениальность — редкая гостья. И пока никто ничего выдающегося об этой войне не создал.
— Расул Гамзатович, а что можно сказать о том, что трое из литераторов оказались в стане экстремистов: двое дагестанцев — Адалло и Надир Хачилаев и чеченец Яндарбиев?
— Мне жаль, что в Адалло погиб поэт. У него есть стихи, которые стали песнями, полюбившимися народу. Он несколько лет учился в Москве, дружил с русскими переводчиками, писал книги. Союз писателей дал ему возможность творческой работы, он возглавлял аварскую секцию Союза писателей, был руководителем бюро пропаганды нашего Союза, ему были созданы все условия, дали квартиру за счет Литфонда Москвы, дачу. Снисходительно относились к его скандальности. Но я не знал тогда, что Адалло — это два человека. К сожалению, верх взял второй Адалло — тщеславный, продажный, тот, который в начале перестройки ушел из Союза писателей, бросив свой членский билет. Потом заявил, что русских надо уничтожать. Что это за писатель?! Ненависть к кому бы то ни было противоречит званию поэта. Теперь этот «почетный гражданин Ичкерии», воюет против своих читателей.
Я тоже не ожидал, что он дойдет до того, что придет с войной в свой Дагестан. Другое дело — наши литературные споры. Но сейчас по отношению к нему, бывшему «герою», люди впали в другую крайность — требуют, как предателя, расстрелять. Да нельзя поэта, даже если у него оказалась мелкая душа, расстреливать!
— А Хачилаева, как писателя, вы знали?
— Он не член Союза писателей. Я его произведений не читал. Мне говорили, есть у него хорошие песни о матери на музыку Чалаева. Надир бывал у меня дома. О многом рассуждал правильно. Но некоторыми поступками зачернил светлое отношение к себе, правда, говорил, что поступал так вопреки своим намерениям. Во всем надо разобраться. Но я ничего не знаю об этом, в этом ущелье я не был. Хачилаеву тоже создали условия для его «героизма». Думаю, стоило их наказать тогда, после взятия здания Госсовета, может, не было бы и последующего. Раньше, при Сталине, за незначительную провинность наказания были большими, теперь за большие преступления прощают, делают снисхождения. Страна крайностей.
Что касается Яндарбиева, ничего не могу сказать. Знаю, что он учился на Высших литературных курсах.
— Раньше горцы ценили честь дороже жизни. Что сейчас человеческая жизнь?
— Хлеб становится дороже, а человек дешевле.
— Рулевые не те?
— Маяковский говорил: «Хорошо тому, кто плохо осведомлен». Я много видел, знаю людей, которые правили и правят страной. Часто вспоминаю слова Тамерлана: «Человечество бы в ужас пришло, если бы узнало, кто его кумиры». К сожалению, и вновь приходящие во власть подтверждают старую истину.
— Что же ожидает нас в ближайшем будущем?
— Гадать не могу. Но думаю, ничего хорошего не ожидается. В Дагестане процветает родственность, тухумность. Посмотрите на депутатов — почти ни одного врача, ученого, писателя. Интеллигенция вынуждена обслуживать власть богатых, поэты их должны воспевать. А они заняты тем, что грабят народ, даже та помощь, которая поступает пострадавшим, не доходит до народа. В России нет сильной центральной власти. Губернаторы самоуправствуют в своих областях, создают свою милицию, словно полевые командиры. Чего потом удивляться революциям. Ведь любую революцию провоцируют богатые, доводя народ до голода и отчаяния.
Взять нас, писателей. Мы должны книги писать, издавать их, получать деньги за свой труд, содержать, себя и семью. Сейчас если 60-70-летний писатель хоть небольшую пенсию получает, то 40-летний не имеет ничего! Как жить? Да и авторитет писателя упал. Раньше один писатель говорил — тысячи человек слушали. Сейчас тысячи говорят — одного слушателя не найдешь. Богатым читать некогда, а бедным книги купить не на что.
Духовенство утверждает, что есть два мира: тот, в котором живем мы, и загробный. Если бы спросили после смерти, куда меня отправить — в, рай или ад, я бы поинтересовался, а нет ли третьего мира? Какого-нибудь местечка между раем и адом?
— Талантливым людям всегда жилось тяжело…
— Великого Пушкина убили. Махмуда убили. Многие большие писатели умерли не своей смертью. Но они остались в истории великими.
Писатель должен быть писателем, а сейчас много просто членов Союза писателей. А Пушкиных убивают еще в колыбели. Надо, по меньшей мере, дать возможность стать Пушкиным, Махмудом. Иначе их не будет у человечества!
— К вам часто приходят за советом?
— Скорей за помощью, в представлении людей я богач. И еще они думают, что я депутат. Но помогать людям — это не профессия, а призвание.
— В «Дагкнигоиздате» говорили, что второй год не могут выпустить вашу новую книгу «Конституция горца». О чем она?
— Мы перестали соблюдать горскую конституцию. Я написал ее семь статей, следуя которым можно сохранять мир. Заповеди писались тысячелетиями, а государственная конституция меняется, как погода. Я написал, каким должен быть мужчина, какой — женщина, кто для дагестанца старший, кто — младший, друг, сосед, гость. Когда мою конституцию читали московские друзья, многие из них просили политического убежища в моем государстве. Но мою книгу, как и другие, не издают. Вместо этого типография печатает плакаты с портретами Басаева и Хаттаба. Говорят, что за это деньги заплатили. А у хороших поэтов нет большого достатка.
И потом, у поэзии много врагов. По разным причинам. У кого достаток, те курдюк салом мажут. А в нашей литературе сало сдабривают мясом. Пишут о банкирах, богатых чиновниках. А вот о героях не пишут. Литература всегда была на стороне простых людей, униженных, обиженных. Сегодня же она на стороне сильных мира сего. Герой нашего времени — банкир, шейх, госчиновник…
— Те, кому сегодня жить хорошо?
— Жить никому не хорошо. Что это за люди, которые упиваются богатством, не имея духовной пищи? Аварцы говорят: «чам-чам» и «дам-дам». «Чам-чам» — закусить, выпить, а «дам-дам» — музыка. Сейчас музыка не соответствует поводу.
— Вы хотели бы стать героем в чьей-то поэме о вас?
— Нет. Это невозможно. Отрицательным героем быть не хочу, а положительным себя не считаю. Вот Анна Ахматова, она же не писала поэму о Пушкине, хотя боготворила его. Она писала исследовательские работы о нем. Я очень хотел написать поэму о Махмуде, но понял, что о поэте писать невозможно, его поэзия — это главное о нем. Поэт о поэте не должен писать. Пушкин правильно заметил, что поэт — человек настроения. Поэзия зависит от погоды, бокала вина, улыбки женщины… Я часто стесняюсь своих стихов. А когда пишу что-то новое, думаю, это лучшее из того, что было. Бросить литературу — не в моей власти. Я ничего не умею другого, кроме стихов. Они приходят ко мне в любое время, будят ночью, и я покорно встаю, чтобы поймать прилетевшую мысль или чувство.
— Вы много стихов посвятили женщине…
— Это тема, которую мне не нужно было изучать. Я так часто влюблялся, что это стало моей натурой. Я не специалист, а просто влюбленный поэт. А где женщина, там и бокал вина. Кто-то жалеет, что пил, я не жалею. Ну, как без бокала вина объясниться женщине в любви? Она не поверит, ведь ее же хвалить надо: «солнышко»… И когда с друзьями встречаешься… Никуда не денешься, иначе останешься одиноким.
— Спасибо. И пусть чаше навещают вас друзья и вдохновение.
Беседовала Надежда ТУЗОВА
«Новое дело»,
№43, 22 октября 1999 г.