И звезда с звездою говорит...
Лермонтов
Видел я немало городов.
Зданий с Аполлонами на крышах.
Видел у подъездов медных львов,
Каменных богинь в глубоких нишах.
Юноши с биноклями в руках,
Женщины на тонких каблуках
К театральным входам устремлялись.
И входили внутрь, и, как в ручьях,
В мраморных простенках отражались.
Промелькнуло здесь за сотни лет
Много лиц и добрых и недобрых.
Много щек свой изменяло цвет
Перед зеркалами в гардеробных.
Здесь я видел баловней судьбы,
Заполнявших и партер и ложи,
Видел старцев, у которых лбы
На бумагу нотную похожи.
Я, бывало, тоже замирал
На вершине верхнего балкона,
И в безумье горло мне сжимал
Бедный мавр, каравший Дездемону.
Дон-Кихот освобождал меня,
Кот ученый говорил мне сказки,
Демон тучей обвивал меня,
Пролетая над землей кавказской.
Это я Марию полюбил,
А не гетман, старый и опальный,
Это я искал и находил
Золушке башмак ее хрустальный.
Шел извечный спор добра и зла.
В этом споре и меня, бывало,
Сколько раз беда чужая жгла
И слеза чужая ослепляла.
Опускался занавес стеной,
Зрители неистовствовали в зале.
Я один молчал. Передо мной
Горы Дагестана возникали.
Сколько было там беды своей,
И мужья ревнивые, со стоном,
Сжав в ладонях серебро ножей,
Подходили к горским Дездемонам.
Сколько их прошло за сотни лет
Там, в горах, почти на крыше мира,
Гамлетов, Офелий и Джульетт!
Было все, но не было Шекспира.
Как звенела музыка в горах –
Рокот рек, хоры певцов пернатых,
Но не появлялся горский Бах,
И Бетховен не писал сонаты.
И когда трагическим концом
Завершался краткий путь Джульетты,
Речь о ней не песнею – свинцом
Кровники вели, а не поэты.
И когда извечную печаль
В песнях горцы изливали горцам,
Золотом оплаченную сталь
Всаживали в спины стихотворцам.
Сто столетий власть неправоты
Жгла людей своим недобрым взглядом.
Песнопевцам зашивали рты,
Мудрецам давали чаши с ядом.