Говорят: в боевые былые года,
Что овеяны славою предков,
На высоком холме у аула Салта1
Был Шамиль ранен пулею меткой.
Застонал он от боли, надеясь, что стон
В жаркой схватке, как выстрел, утонет…
Но стремглав окружили имама пять жен,
Как пять пальцев на сжатой ладони.
Говорят: прикрывая платками уста,
Причитали они бестолково
И послали мюридов во вражеский стан
Пригласить самого Пирогова.
Через час знаменитый хирург к Шамилю
Подошел торопливой походкой
И негромко сказал:
— Я его исцелю, — инструмент доставая походный.
Говорят: истекающий кровью имам
Вдруг очнулся и выкрикнул сипло:
— Я себя, как барана, вам резать не дам,
Есть во мне еще прежняя сила!
Стиснув рану кровавую левой рукой,
Сжал он в правой дамасскую саблю
И с гортанными криками ринулся в бой,
Мстя за каждую горскую саклю.
Говорят, что полдюжины ран штыковых
Получил он в бою этом снова…
И опять снарядили джигитов лихих
В русский лагерь искать Пирогова.
Славный лекарь, явившись и на этот раз,
Разложил инструмент под чинарой.
Он имама от верной погибели спас,
Чем ужасно разгневал сардара.
Говорят: Пирогов не рубил сгоряча,
Но ответил вельможе достойно,
Что считает он истинным долгом врача
Ненавидеть кровавые войны.
— Пуля дура, — сказал он, — и ей наплевать
Православный ты иль мусульманин,
Как на то, где от крика зайдется вдова,
В Ашильте или, скажем, в Рязани.
Говорят, что от крови ржавела земля
Под простреленным стягом пророка,
Что не раз из беды выручал Шамиля.
Появлявшийся вовремя доктор.
Много в жизни видавший, он был поражен,
Как собрав ослабевшую волю,
Горделивый имам в окружении жен
Не стонал, а смеялся от боли.
Говорят, что однажды спросили его,
Как терпеть ему боль удается?..
Под безжалостным лезвием он отчего
Не кричит, не мычит, а смеется?
Тут Шамиль на столпившихся жен указал —
И разгадка простой оказалась:
Ни горячий свинец, ни каленый кинжал
Не страшнее, чем женская жалость.
Говорят, коль мужчина, вскочив на коня,
Принимает нагайку от милой,
Он летит в смертный бой, удилами звеня,
Богатырскую чувствуя силу.
Потому-то аварское наше плато
Не слыхало ни жалоб, ни стонов,
Что с мюридами рядом, накинув чохто2,
Воевали их верные жены.
Говорят, если вырвется вдруг из груди
Стон случайный, как дерево с корнем,
То горянка вовеки его не простит,
Хоть и кажется с виду покорной.
… Я согласен с поверием этим вполне,
Ибо в том, что и сам я по кругу
До сих пор, стиснув зубы, скачу на коне,
Есть упрямой аварки заслуга.