И вот уже над облачной завесой
Лечу я в мексиканской синеве.
В салоне две прелестных стюардессы,
Живой эпиграф к будущей главе.
Одна – метиска. Белая – другая.
Улыбчивые, движутся легко.
Они хлопочут, кофе предлагая,
Несут кокосовое молоко.
О Мексика! Мне гул испанской крови
В твоей индейской слышится крови.
Две девушки, два звонких предисловья
К рассказу о Республике Любви.
Пристегнуты ремни. Опять сниженье
И двигателей приглушенный гром.
И окруженный пальмовою тенью
Уютный солнечный аэродром.
А на земле – жарища. Губернатор
С улыбкой говорит: – В такие дни,
Как нынешний, у нас почти экватор.
Сегодня сорок градусов в тени...
Встречает нас радушная Мерида,
Сияет полуостров Юкатан.
Мне в качестве испытанного гида
В попутчики старик индеец дан.
Мы с ним в глаза друг другу заглянули,
И чуть не вскрикнул я: –Абуталиб! –
Мне кажется, у нас в родном ауле
Мы точно так же встретиться могли б.
Мне говорят: – Ваш гид, сеньор Гамзатов,
Незаменим. Прислушайтесь к нему... –
И старожилу Мексиканских Штатов
Я, улыбнувшись, крепко руку жму.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Послушай, что дед этот скажет.
Его неподкупны слова.
Николай Тихонов
I
Мой славный гид, всезнающий и мудрый,
Чей лик изваян солнцем и ветрами,
Мне говорит: – Прошли тысячелетья
С тех пор, как я родился на земле...
Такие лица, созданные кистью
Великого художника Риверы,
Я видел на торцах столичных зданий,
Встречал в Паласио Насиональ.
Глаза такие на меня глядели
С многофигурных росписей настенных,
С неповторимых многоцветных фресок,
Запечатлевших время и народ.
У города Чечен-Итца´, где горы
Остроконечны, словно пирамиды,
Мне говорит мой меднолицый спутник:
«Возможно, я ровесник этих гор...»
Мы освежились влагой родниковой,
Прохладой заповедною омылись.
Мне кажется и впрямь тысячелетним
Индеец, продолжающий рассказ:
– ...Но, может быть, я в Азии родился,
Откуда через Беринговы воды,
В ту пору не имевшие названья,
Привел я соплеменников сюда.
Тут златокожие Адам и Ева
Все начинали сызнова, средь этих
Песков и скал и кактусов колючих
Они, а не прославленный Колумб.