СЛЕЗИНКА
Памяти Бетала Куашева
Ты ли, слезинка, поможешь мне в горе?
Ты ли блеснешь и рассеешь беду?
Горца, меня, для чего ты позоришь,
Что ты блестишь у людей на виду?
Тот, чьи глаза мы сегодня закрыли,
Видел и горе, и холод, и зной,
Но никогда его очи в бессилье
Не застилало твоей пеленой.
Тихо в ответ мне шепнула слезинка:
«Если стыдишься, себя ты не мучь.
Людям скажи, что блеснула дождинка,
Малая капля, упавшая с туч».
* * *
Всего я боюсь,
Я боюсь, что, быть может,
Тебя не смогу оградить от обид,
Что, может, знакомый иль просто прохожий
Не то тебе скажет, не так поглядит.
Боюсь я, что ветер, ворвавшись незвано,
Порвет между нами некрепкую нить,
Что счастье окажется наше стеклянным, –
Стекло чем крупнее, тем легче разбить.
Боюсь я, что море заботы и горя
Тебя захлестнет и возьмет в оборот,
И в волны соленого этого моря,
Боюсь я, слезинка твоя упадет.
МОЙ ДАГЕСТАН
Когда я, объездивший множество стран,
Усталый, с дороги домой воротился,
Склонясь надо мною, спросил Дагестан:
«Не край ли далекий тебе полюбился?»
На гору взошел я и с той высоты,
Всей грудью вздохнув, Дагестану ответил:
«Немало краев повидал я, но ты
По-прежнему самый любимый на свете.
Я, может, в любви тебе редко клянусь,
Не ново любить, но и клясться не ново,
Я молча люблю, потому что боюсь:
Поблекнет стократ повторенное слово.
И если тебе всякий сын этих мест,
Крича, как глашатай, в любви будет клясться,
То каменным скалам твоим надоест
И слушать, и эхом вдали отзываться.
Когда утопал ты в слезах и крови,
Твои сыновья, говорившие мало,
Шли на смерть, и клятвой в сыновней любви
Звучала жестокая песня кинжала.
И после, когда затихали бои,
Тебе, Дагестан мой, в любви настоящей
Клялись молчаливые дети твои
Стучащей киркой и косою звенящей.