А другой мой аул в этом мире –
Белый свет,
что распахнут всегда
И лежит предо мной на четыре
Стороны от аула Цада.
Рубежи разделяют в нем страны,
Как дувалы в селеньях дворы.
Словно улочки, меридианы
Пролегают с далекой поры.
На округлых просторах планеты
Он меняет свой облик в веках.
И писали и пишут поэты
В том ауле на ста языках.
И, о нем только вкратце поведав,
В дополненье скажу, не тая,
Что Великим Аулом Поэтов
Величаю аул этот я.
Безраздельно,
по мнению горцев,
Все принять наша муза должна.
Хоть от этого жизнь стихотворцев
Сокращалась во все времена...
В песнях Бернса и удаль и сила,
Но поэта шотландской земли
В день рождения пятого сына
Молодым на погост отнесли.
Тяжки плиты с надгробной насечкой,
Но посмертным летят большаком
И сраженный над Черною речкой,
И застреленный под Машуком.
На колени упав,
поклониться,
Засветив поминанья свечу,
Я хочу Тициану Табидзе,
Да могилы его не сыщу.
В Переделкине
в мареве света
Три печальные вижу сосны,
Что стоят над могилой поэта,
Словно три неразлучных сестры.
На крови белоликих рассветов
Дни замешены.
И не секрет,
Что с Великим Аулом Поэтов
Кровно связан я с памятных лет.
Там взводились курки пистолетов,
В тишине отмерялись шаги.
И поныне в Ауле Поэтов
У поэтов бывают враги.
Научились стрелять они метко,
Клеветой заменив пистолет.
С разорвавшимся сердцем нередко
Умирает не старый поэт.
И в Цада,
и в гнездовье огромном
Всех почивших бывает мне жаль.
И в собранье скорбей многотомном
Их моя не обходит печаль.