– Ты был похож на седока,
Что шпорит скакуна до крови,
А чтобы строить на века,
Окрепнуть следует основе.
Случалось, рушились во прах
Столпы держав.
Что хмуришь брови?
И вера может рухнуть, шах,
Когда нет твердости в основе.
Не испугавшись топора,
Я потому явился снова,
Что стены класть пришла пора,
Достигла крепости основа.
Взглянув на звездный календарь,
Сумей себя переупрямить.
Приступим к делу, государь,
Чтоб о тебе осталась память.
И зодчий шахом был прощен,
Но стал печальней шах, чем ране...
Стоит над бурями времен
Мечеть, красуясь, в Исфагане.
САБЛЯ НАДИР-ШАХА
И РУБАЙ ОМАР ХАЙЯМА
Отгарцевавший в царствии подлунном
И превращенный временем во прах,
С клинком в руке
на скакуне чугунном
Седым Мешхедом скачет Надир-шах.
Не изменивший собственной натуре,
Надменный всадник грозен и упрям.
И белой чашей в древнем Нишапуре,
Как будто сам венчал себя Хайям.
И восклицает сабля Надир-шаха:
– Мне власть была завидная дана,
Я всласть
рубила головы с размаху,
Приказу высочайшему верна.
Царя царей – великого Надира
Я славила,
сверкая и звеня,
И в двадцати походах
он полмира
Смог покорить при помощи меня.
Придворные поэты
фимиама
Мне не жалели,
словеса граня.
Но почему вас, рубаи Хайяма,
Умельцы не вчеканили в меня?
– Мы рождены для разного напева, –
Хайяма отвечали рубай, –
Ты пела смерть,
исполненная гнева,
А мы любовь – глашатаи любви.
Хозяин твой и в праздник хмурил брови,
А с нашим – радость век была дружна.
Твои уста карминились от крови,
А наши – от багряного вина.