Тебя боялись больше вести черной,
А нас встречали, как благую весть.
Ты принуждала к робости покорной,
А мы свободе воздавали честь.
Владелец твой,
вдевая ногу в стремя,
Немало городов чужих сторон
Смог покорить,
но покорить на время,
А нами мир навечно покорен...
В Мешхеде Надир-шах,
подобный буре,
Как будто бы грозит чужим краям,
И белой чашей в древнем Нишапуре
Желает с вами чокнуться Хайям.
ОТВЕТ ХАЙЯМА
Собственному преданный исламу,
Чьи не слишком строги письмена,
На поклон придя к Омар Хайяму,
Осушил я полный рог вина,
И, оставшись трезвым, как арыки,
Вопрошал душевен я и прям:
– Чей ты будешь? Персы и таджики
Спорят из-за этого, Хайям?
Словно из таинственного храма,
Прозвучал ответ его сквозь смех:
– Я не беден, и богатств Хайяма
Под луной хватить должно на всех.
Я ХОДИЛ ПО ЗЕМЛЕ ШАХИНШАХОВ
Я ходил по земле шахиншахов
И однажды над лунной водой
Там не в праздном кругу вертопрахов
Персиянке внимал молодой.
На устах неподдельный багрянец,
А в глазах – чуть лукавая синь:
– Говорят, что у вас, чужестранец,
Нет ни шахов давно, ни шахинь?
– То неправда, ханум!
И поныне
Шахи есть у нас в образе гор.
И возлюбленной рад, как шахине,
Поклоняться любой до сих пор.
ОТНОШЕНИЕ К ЖЕНЩИНЕ...
Я спросил на вершине,
поросшей кизилом:
«Что мужского достоинства
служит мерилом?»
«Отношение к женщине», –
молвило небо в ответ.
«Чем измерить, – спросил я
у древней былины, –
Настоящее мужество в сердце мужчины?»
«Отношением к женщине», –
мне отвечала она.
«Чем любовь измеряется
сердца мужского?»
«Отношением к женщине...»
«Нет мерила такого», –
возразили служители мер и весов.