— Не знаю. Спокойной ночи, — строго сказала она и вышла из комнаты так же неожиданно, как и вошла. — Спокойной ночи, — прошептал я ей вслед, про себя добавив множество замечательных эпитетов к ее имени (золотая моя, бесценная, черноокая и сизокрылая голубка Шахри!)
Грустная и счастливая ночь. На грани, где эти чувства слились воедино, я сладко задремал… Но в этот миг возле моего окна раздался скрип сапог и по-слышался негромкий разговор, переходящий в шепот. Шум усиливался. Навер-ное, и Шахри услыхала его, потому что незаметно юркнула в мою комнату, ду-мая, что я уже сплю. Я притаился…
В своих стихах я много раз описал этот замечательный обычай ахвахцев. Когда аульские парни спорят меж собой, к кому благосклонна их избранница, они приходят к ее дому и бросают в распахнутое окно свои разношерстные шапки. Девушка оставляет шапку того, кто мил ее сердцу, а остальные вышвы-ривает обратно. И мне нередко приходилось стряхивать пыль с моей коварно отвергнутой кепки. Этот ахвахский обычай я бы порекомендовал всему миру… Однако, как ни печально, он исчезает уже и в Ахвахе. Современная любовь го-ворит на ином языке…
Но в ту незабываемую ночь хмельные и влюбленные парни столпились возле сакли Шахри, бросая поочередно свои шапки в окно. Разными были эти головные уборы, ведь время переменило вкусы аульских парней.
Тут были и тяжелые чабанские папахи, и легкие войлочные шапочки, и даже фетровая шляпа какого-то фельдшера. Одновременно с дорогой каракуле-вой бухаркой в комнату Шахри влетела и краснозвездная фуражка лейтенанта.
Невыносимая пытка ожиданием… Какую из всех предпочтет Шахри?.. Первую или последнюю?.. От ревности губы мои побелели и кровь останови-лась в жилах. Но мог ли я, случайный гость этой сакли, состязаться с такими джигитами?.. По сравнению с их орлиными шапками моя несчастная кепка по-ходила на ворона с перебитым крылом. Бедный поэт, отправляйся туда, откуда пришел…
Но что я вижу?.. Неужели со мною может случиться то же, что случилось с одним балхарцем, который привез продавать кувшины в наше село. У этого балхарца была старая неуклюжая кляча. А в ауле как раз готовились к скачкам. На в пух и прах разряженных скакунах гарцевали прославленные наездники.
Один шутник предложил балхарцу участвовать в состязаниях, на все ла-ды расхваливая его тощую кобылу. Тот охотно согласился.
И вот начались скачки… Взмыленные кони, обгоняя друг друга, неслись по кругу. И только кляча балхарца невозмутимо плелась в самом хвосте.
Один круг, второй, третий… На четвертом самые отборные скакуны вы-бились из сил, а кобылка балхарца, не спеша обошла всех и победила.
Я замер… Шахри по одной стала выбрасывать шапки из окна. Гордая ка-ракулевая папаха плюхнулась в лужу, и чабанская папаха вылетела, как баран из кошары. За ней последовала бедная шляпа фельдшера, и фуражку лейтенан-та постигла та же участь. Видимо, лейтенант не поверил своим глазам, потому что тут же забросил фуражку обратно. Но она снова вылетела из окна.
На улице поднялся страшный шум, и тогда Шахри выглянула в окно с лу-кавой улыбкой:
— Вы опоздали на целую жизнь, — торжественно сообщила она, подни-мая над головой мою помятую мокрую кепку.
Шум внезапно смолк. Как дети, несправедливо получившие пощечину, парни нехотя убрались восвояси.
— Шахри, — шептал я пересохшими от волнения губами, — неужели ты выбрала меня?..
Но ее давно уже не было в комнате. И только моя замечательная кепка одиноко лежала на подоконнике в озерке печального лунного света.
* * *
Через год мне торжественно вручили аттестат об окончании педагогиче-ского училища. Директор Ш. Микаилов долго тряс мою руку и, хитровато улы-баясь, сказал:
— Поздравляю, Расул… но мог бы учиться еще лучше… «Уважаемый мой учитель, — думал я, с гордостью и грустью принимая аттестат, — разве до учебы мне было?»…
Вместо того, чтобы внимательно слушать уроки, я самозабвенно строчил стихи о Шахри, взрослея с каждым новым четверостишием. И прежде чем получить аттестат зрелости, я получил аттестат Любви, первой и незабываемой. С этим аттестатом, ставшим для меня самым заветным документом, я прошагал через годы, границы и страны. О нем спеты мои лучшие песни. Не знаю, вручат ли мне когда-нибудь диплом Поэзии, но думаю, что это не так уж и важно… Мне достаточно аттестата Любви — главного документа жизни моей и судьбы. И хотя я получил его много лет назад, мне порою кажется, что я до сих пор сту-дент училища Любви, которое так и не окончил…