Один из них – вестник
Находок и бед.
Товарищ, ровесник –
Повел меня вслед.
Я помню веселый,
Заливистый звон.
В аульскую школу
Позвал меня он.
И новые страны,
И край мой родной,
Моря, океаны
Явил предо мной.
Зовет он куда-то,
Как встарь, и теперь –
Успехов глашатай,
Свидетель потерь.
И с ним, как бывало,
Сливаясь душой,
Я – колокол малый –
Бью нынче в большой.
В тот самый, что здесь,
В Хиросиме, стоит –
Из горя людского
И гнева отлит…
Разносится далеко мерный звон,
У всех живущих память пробуждая.
И я в тот страшный день перенесен,
Когда явилась миру воля зля…
Я вижу, вижу как по небу мчится
Неотвратимая «Энола Гей»…
Какой безумец смертоносной птице
Дал имя матери своей?!
Летит она, проклятая «Энола»…
Часов еще не оборвался ход.
Щебечут дети, собираясь в школу,
Никто еще не знает, что их ждет…
Когда б вмешаться в это нам бы, мне бы!..
Но нет!
И стонет колокола медь,
И тщетно журавля пускает в небо
Японочка, пред тем как умереть!..
Гремит о стенки колокола молот,
Как будто медь пытаясь расколоть…
И душу жуткий сковывает холод.
Я вижу: тени обретают плоть.
Они летят толпой неисчислимой.
Как туча в бурю, этот сонм летит.
И здесь не только жертвы Хиросимы –
Все, все, кто был казнен, кто был убит.
Я вижу, как шатаются надгробья
В полях Европы, в Азии моей.
Встают все те, кто был расстрелян в злобе,
Кто был затравлен псами палачей.
Кто в пепел превращен был иноземцем,
Бездумно выполняющим приказ.
Сквозь проволоку на меня Освенцим
Глядит всей мукою голодных глаз.
И ветер воет, над землей колыша
Повешенных. Он снегом их замел…
О Белоруссия… Я снова слышу
Колокола твоих сожженных сел!
И грохот Бухенвальдского набата
Прибоем поднимается вдали.
Я вижу: два моих убитых брата
Встают, словно живые, из земли…
И вот они взмахнув крылами, в сини
Плывут, белеют с тучей наравне…
Вот здесь, в многострадальной Хиросиме,
Сложилась, мама, эта песнь во мне: