Как услышу посвист отчих гор,
Так любой барьер преодолею.
Только с ними славу и позор
Разделить я поровну сумею.
Никому я не принадлежу,
Не ищу поддержки злобной стаи.
Днем покой любимой сторожу,
Ночью сон ребенка охраняю.
Дня меня не сыщется цепей
Ни простых, ни золотых тем боле.
Пусть в хозяйском доме веселей –
Я предпочитаю жить на воле.
Запирайте души на засов.
Сторожите двери неустанно…
Я и сам, конечно, пес из псов,
Но из тех, кто служит Дагестану.
Надпись на книге, подаренной Джаминат Керимовой
Джаминат, в Японии вишневой,
В госпитале давнею весной
Встретил я японца пожилого
В изголовье дочери больной.
За окном палаты Хиросима
Розовою сакурой цвела,
А в глазах отца невыносимо
Боль испепеляла все дотла.
Он сказал, что в молодости тоже
Сочинял когда-то горячо…
Но стихами горю не поможешь,
Потому решил он стать врачом.
Джаминат, цветок равнины хрупкий,
Почему при встрече, без конца,
Когда ты протягиваешь руку,
Вспоминаю вдруг того отца?..
Я не маг, не доктор умудренный,
Не дают молиться мне грехи,
Но пускай коленопреклоненно
К Богу припадут мои стихи.
И, взмолившись каждою страницей,
Выпросят пусть лучший из даров,
Чтоб из крыл кумыкской певчей птицы
Не упало ни одно перо.
***
Кружится снег в подлунном мире…
А жизнь до горечи мала.
Сверкнет она огнем в камине
И поседеет, как зола.
— Обиды не носи с собою
И с другом примирись сполна. —
Такую музыку порою
Наигрывает чагана .
Но я молчу…
И вы молчите,
Расстроенные струны дней.
Мой поезд все быстрее мчится
К последней станции своей.
Я мировую выпью с другом.
Но что изменится, когда
Опять по замкнутому кругу
Помчатся дружба и вражда?..
Нет, не смирится песня с визгом,
Заполонившим белый свет,
И не унизится до свиста
Эстрадной прихоти поэт.
Как Феникс,
Вновь воскреснет вера,
И не убавится талант.
Что мне до щупальцев карьеры,
Ведь жизнь до горечи мала.