К тому же девушек других
Хан захватить спокойно может,
Но есть ведь матери у них
И есть отцы и братья тоже.
Хоть план разумен и хитер,
Не все рассчитано заранее:
Как отдадим своих сестер
В Кази-Кумух на поруганье?
У них ведь есть и стыд и честь,
И со счетов нельзя убрать их,
И право на защиту есть
Со стороны отцов и братьев.
Да и у нас в груди – сердца,
А не какие-то тряпицы.
Готовы биться до конца,
А перед ханом не склониться.
Или зазубрены клинки?
Или дрожат коленки в страхе?
На головах у нас платки
Иль настоящие папахи?
Гони, Нуцал, ты хитрецов
Подальше от ворот дворцовых,
А слушай истинных бойцов,
Сражаться за тебя готовых!
Нуцал в безмолвии внимал,
Как старцы спорили, отважась.
Два камня он в руках держал
И как бы сравнивал их тяжесть.
Потом, в раздумья погружен,
Оставив всех в недоуменье,
В покои удалился он,
Так и не высказав решенья.
Потом светильники задул,
Аллаху на ночь помолился,
И весь дворец, и весь аул
Во тьму ночную погрузился.
Лишь водопады со скалы
Вблизи уснувшего аула
Гремели под покровом мглы,
Сливая два протяжных гула.
О чем их давний разговор,
Какие в нем и быль и небыль?
О высях ли аварских гор,
Плечами подперевших небо?
Или о горестной судьбе
Племен враждующих кроваво?
Иль, может, о самих себе
И о своей судьбе неправой?
Близки, но все ж разделены...
И жадно слушает округа.
То ль вечно ссорятся они,
То ли страдают друг без друга.
IV
Пронесся слух по гребням скал
И по всему Аваристану,
Что думу думает Нуцал
И днем и ночью непрестанно.
В большой беде Нуцалов дом.
По горным тропам, по извивам
Та весть попала чередом
В Гидатль, аул вольнолюбивый.
В ауле этом жил Хочбар,
С ним скрипка, сабля и отвага.
Лишь их в друзья себе он взял,
Без них Хочбар не делал шага.
И независим и удал
Делами славными своими.
Нуцал не понаслышке знал
Его прославленное имя.