В кругу вершин стою на крыше сакли
И к темной бездне обращаю взгляд.
Мерцают звезды вещие не так ли,
Как два тысячелетия назад?
Пришла пора задуть огни селеньям.
Спокойной ночи, люди! Надо спать.
И, в дом сойдя по каменным ступеням,
Гашу я лампу и ложусь в кровать.
Но почему глаза мои открыты
И нет покоя мыслям в голове?
Раскалены их тайные орбиты,
Как жар на неостывшей головне.
И со слезами шепотом усталым
Я мысли пощадить меня молю.
И, с головой укрывшись одеялом,
Лежу как мертвый, будто вправду сплю.
Но долго ли обман им неумелый
Разоблачить
и в голове моей
Неумолимо обернуться целой
Осатанелой мельницей чертей.
И вижу,
сдавшись времени на милость,
Оставшийся с былым наедине:
Я не один в себе, как раньше мнилось,
Два человека ужились во мне.
В дали туманной годы, как планеты,
И, верный их загадочной судьбе,
Раздвоенного времени приметы
Я чувствую мучительно в себе.
Когда и где попутать смог лукавый?
Но кажется: два сердца мне даны –
Одно в груди постукивает с правой,
Горит другое – с левой стороны.
А на плечах, как будто две вершины,
Две головы ношу я с давних пор.
Воинственен их спор не без причины,
И не поможет здесь парламентер.
И сам с собой дерусь я на дуэли.
И прошлое темнеет, словно лес.
И не могу понять еще доселе,
Когда я Пушкин, а когда Дантес.
И слезы лью, и веселюсь, пируя,
Кричу, едва губами шевеля,
И сам себя победно в плен беру я,
Как белый император Шамиля.
У славы и бесславия во власти
Летели годы, месяцы и дни,
И, выкормив, держали на запястье
Голубку и стервятника они.
Порой я время заключал в объятья,
Восторженным признанием почив,
И посылал не раз ему проклятья,
От собственного сердца отлучив.
Добро и зло. И белый цвет и черный.
Когда был прав я, а когда не прав.
То возносил, подобно выси горной,
То низвергал, лавиной снежной став.
За много лет до середины века
Не временем ли были рождены
Во мне одном два разных человека,
Враги, не прекращавшие войны?
И памяти распахиваю дверь я.
Порою всемогущ, порою слаб.
В себе познавший веру и безверье.
Любви слуга и ненавистный раб.
Вновь каюсь перед собственной свободой
За то, что мною на виду у всех
Оболган был Шамиль рыжебородый.
Поныне не искуплен этот грех.