* * *
Может быть, снится мне эта картина.
Может быть, в мыслях живет:
Ворон тюремный, лихая машина
Встала у наших ворот.
Грохот ударов тревожных и властных,
Дверь я открыл, и не зря,
Кровью пахнуло с околышей красных
В свете ночном фонаря.
Сердце мое застонавшим чунгуром
Кануло в бездну тотчас.
Вижу полковника с ликом чугунным,
С каменным холодом глаз.
Веки увенчаны тяжестью складок,
В деле чужда ему прыть.
Он говорит,
соблюдая порядок:
– Паспорт прошу предъявить!
Перемигнулись незваные гости:
Вот, мол, он – волчья родня.
Вздрогнул я, словно вколачивать гвозди
Начал полковник в меня.
И ощутил я озноб казематов,
Зоркость нацеленных дул.
– Кто вы? Фамилия ваша?
– Гамзатов!
– Как ваше имя?
– Расул!
– Ваше занятие?
– Я стихотворец!
– Где родились и когда?
– Местный я буду. Рождением горец.
Год двадцать третий! Цада!
Будто о собственном вспомнив нагане,
Кинув ладонь на бедро,
– Есть ли оружье? –
спросил
Как в тумане.
Я показал на перо.
Обыск последовал. Дом перерыли,
Книги листали сто раз.
Малых детей моих двух разбудили.
Лезли под каждый матрац.
Словно больных доктора на приеме,
Опытно, не сгоряча,
Голые стены прослушали в доме,
В белую грудь им стуча.
Всюду крамолы им виделся призрак,
Виделись козни одни.
Тысячи строчек моих рукописных
Конфисковали они.
Милые строки в простом переплете,
Что с вами будет теперь?
Слышу я:
– Следуйте! С нами пойдете!
Сами открыли мне дверь.
Словно я был на другом уже свете,
Черной казалась луна.
А за спиной моей плакали дети
И причитала жена.
Саваном сизым покрылась вершина,
Стыла беззвездная темь.
Хлопнула дверца.
Рванулась машина –
Времени верная тень.
Ход у нее был и мягкий, и скорбный,
Только послышался тут
Скрип мне колесный арбы,
на которой
Мертвое тело везут.