Затем перед Хочбаром встала,
Ее слова услышал он:
– В горах и так нас, горцев, мало.
Друг друга резать не резон.
Затем пред ним старик согбенный
Покорно голову склонил,
И, как велит обычай древний,
Собой он жертву заслонил.
И отпустил Хочбар Муслава,
И свой кинжал вложил в ножны.
– Ну что ж, я бился не за славу.
Мы помириться с ним должны.
Муслав меж тем схватил проворно
Свой обесславленный кинжал
И острием, как ворон, черным
К своей груди его прижал.
– Пускай умру, чем жить с позором! –
И к небу поднял он зрачки,
Но тут Хочбар движеньем скорым
Оружье выбил из руки.
Хочбар
Наследный сын Кази-Кумуха,
Ты смел, ты полон юных сил,
Ты, как орленок, крепок духом,
И я тебя не победил.
Забудем ссору, перебранку.
Тебе я буду кунаком.
Победа нынче за горянкой,
Что разделила нас платком.
Сын хана
Твои слова, конечно, сладки,
Но милость не возьму из рук.
Меня ты бросил на лопатки,
Все это видели вокруг.
Хочбар
То было брошено лишь тело,
А тело – это, мальчик, вздор.
Но победило наше дело,
Святой обычай наших гор.
Дух горцев, гордый дух героев,
Он в нашей выиграл борьбе.
Его в могилу не зароешь
И не повесишь на столбе.
Сын хана
Овца цела, и волки сыты.
Но я в горах рожден на свет.
Но честь моя? О ней забыл ты?
Я дагестанец или нет?
Хочбар
Я сомневался в том сначала,
Тебе признаюсь так и быть.
Что ж честь твоя вчера молчала,
Когда пошел меня ловить?
Когда пленил ты женщин ловко,
Полк целый бросив на меня?
Когда связал меня веревкой,
Отняв оружье и коня?
Когда вокруг невесты пленной
К дверям принюхиваться стал,
Когда переплевал надменно
Меня ты, и пересвистал,
И тотчас важно поклонился
Зевакам всем, раскрывшим рты,
Признаться, сильно усомнился
Я в том, что дагестанец ты.