Горянка не павой ходила,
Тускла и бледна, как свеча,
В том месте плечо ее ныло,
Где палка коснулась плеча.
И вышел на плоскую крышу
Гулявший на свадьбе народ
И, с крыши сгоняя мальчишек,
Открыл подзатыльникам счет.
Посыпан, веселью на милость,
Был мокрой соломою двор,
Чтоб пыль из-под ног не клубилась,
Когда проносился танцор.
А пары друг друга сменяли.
Вот замер Максуд на носках.
Лишь пальцы его танцевали,
И люди воскликнули: «Вах!»
Ах, пальцы Максуда, вы в пляске
Дань отдали чувству сполна.
И, словно по вашей указке,
Кружилась Максуда жена.
Потом с низкорослым Омаром
Айшат рассмешила гостей.
Пыхтел кавалер самоваром,
И был он до пояса ей.
В сторонке от смеха и пляса
В сверкающий свадебный чан
Баранье вареное мясо
Бросал не спеша Сулейман.
Спиной уперевшийся в бочку,
Трезвейший из всех земляков,
Откусывал он по кусочку
От самых мясистых кусков.
С тарелкою сырников белых
Присел Амирхан на порог
И, сколько, смакуя, ни ел их,
От них оторваться не мог.
Рашиду досталось от тещи
(Ах, как же такое простить!):
Из Итля — чего уже проще? —
Забыли Гаджи пригласить.
И тех, кто не мог в опьяненье
Ни шагу пройти уже сам,
Любивший читать наставленья
Сайд разводил по домам.
Мансур поругался с Гимбатом,
И начался пьяный скандал.
Кто правым был, кто виноватым,
Аллах бы — и тот не сказал,
Один нападал на другого,
Брань сыпалась, словно картечь.
И русское хлесткое слово
Вплеталось в аварскую речь.
Вдруг с крыши, как будто с насеста,
Дагат закричал петухом.
«Эй, люди, смотрите, невеста
Идет танцевать с женихом!»
И три зурнача на ступеньке
Напомнили вмиг о себе.
Орехи, конфеты и деньги
Летели под ноги Супе.
Она танцевала неловко,
Прямая, как будто стрела.
И скрыть дорогая обновка
Больших ее рук не могла.